У моста Верразано

Вадим ЯРМОЛИНЕЦ

Началось, как говорится, на ровном месте. Вот Леха Крыса сидел за праздничным столом и никого не трогал, а вот он, схватив столовый нож, тоже мне орудие убийства, кричит с матом-перематом, что он сейчас этого несчастного официанта порежет на куски.

Отмечали, забыл сообщить, Старый Новый год в «Якоре», это у нас тут в Бейридже, прямо перед въездом на Верразано. Гулянье было в разгаре, представление давала наша местная заменитость – Миша Буран. Вид у него был, как у анархиста из советского кинофильма, когда анархизм представлялся не философией, а степенью алкогольного опьянения: панибратское отношение с уважаемой публикой, фуражка с крабом, живот напоминает спрятанный под тельняшкой арбуз, черные брюки заправлены в сапоги, вместо нагана – микрофон.

Миша исполнял свой коронный номер – «Ду хаст», того самого «Рамштайна», о котором он с нарочитым пренебрежением говорил, что когда его – Мишу – приглашают петь в Германию, «Рамштайн» уезжает из страны.

В то время как народ извивался на танцплощадке в красно-фиолетовом свете прожекторов, Крыса с женой Валей оставались за столом. Крыса месяц как вернулся из мест не столь отдаленных, и Валентине, после долгих лет разлуки, неловко было оставлять его одного. Хотя она, как раз бы, потанцевала.

Официант, которого Крыса пригрозил порезать на куски, его звали Антоном, стоял в двух шагах от стола и смотрел влюбленными глазами на одну из певиц. Певиц, как полагается в русском ресторане, было трое: негритянка Роза, испанка Таня и наша – Ира. Какие вокальные данные были у этой Иры, в эпоху компьютерной музыки, не существенно, но вид, вид! Каблуки, лосины, бюст нараспашку, черные волосы рассыпаны по плечам, плюс известное выражение неприступности и презрения на лице, одним словом, все то лучшее, что она могла привезти в Нью-Йорк из родного Омска, она привезла, и тут на ее пути случился этот Антон!

Короче. Крыса спросил Антона, когда подадут чалахач, причем не потому что без этого чалахача ему грозила голодная смерть, стол ломился от закусок, а потому что, проследив направление влюбленного взгляда парня, он решил навести в ресторане порядок.

Антон, едва оторвавшись от сцены, ответил, что чалахач подадут через пару минут и это не было отговоркой. Дело в том, что только что старший официант велел им поменять тарелки на столах под горячее, Антон поменял и теперь ждал сигнала с кухни. 

– Что значит пару минут?! – возмутился Крыса. – Ты оборзел что-ли? Сейчас неси! Ты сюда работать пришел или музыку слушать?

– Потише, уважаемый, – ответил Антон. – Вы получите свой чалахач через несколько минут. Быстрее кухня не работает.

– Борзой?! – крикнул Крыса, которому после еды и полубутылки Макаллана хотелось какой-то движухи, и модный пиджак и туговатый галстук только усугубляли это желание. – Да я тебя сейчас на куски порежу!

– Ты?! – удивился Антон и сделал шаг к столу.

И по его позиции, или, я бы даже сказал, – по его стойке, как-то так сразу стало ясно, что по подготовке Антон, конечно, не официант, а, скорее, спортсмен. Высокий, сухой, талия узкая, отчего плечи кажутся еще шире, руки крепкие.

До поединка, конечно, не дошло. На Антона тут же навалились коллеги, прискакал усатый менеджер Федя, случившиеся поближе гости насилу усадили Крысу. Валя отобрала у него нож и спрятала под скатерть. Мат стоял такой, что Миша Буран со своим «Ду хастом» еле-еле его перекрывал.

Потом Антон пошел к стойке бара, где косоглазая барменша Аня налила ему пятьдесят тэкилы, а Федя прочел небольшую лекцию.

– Тосик, – начал он. – Я понимаю, что ты и спортсмен-разрядник, и в Чечне воевал, и все такое, но у нас тут – бизнес. Ты не можешь с каждым жлобом выяснять отношения. Тем более с Крысой. Ты хоть знаешь, кто это?

– Кака разница – кто это? – отвечал Антон. – Он что считает, что официант – не человек?

Федя вздыхал. В свое время он сам работал официантом в знаменитом «Вольфганге» на Парк-авеню. Но тогда время было другое. Тогда официанта из хорошего ресторана могли уважать. Не говоря о том, что сравнивать клиентуру «Вольфганга» и клиентуру «Якоря», это как сравнивать апельсины с ягодой морошкой. Но Федя решил открыть свой бизнес. По этой причине он стал считать каждый ржавый цент, и заменил профессиональных официантов на джейванушек. Они приезжали по студенческим визам J-1 и шли в ресторан, чтобы сшибить тыщонку-другую и ехать дальше в поисках своего счастья. Или несчастья.

Антон был таким джейванушкой – студент института физкультуры в Челябинске, мастер спорта по горным лыжам, он планировал устроиться инструктором в Колорадо.

– Крыса месяц как откинулся, – объяснял ему Федя. – Отмечали у нас. Ты бы видел его гостей! Урки! Хорошо, что у меня в этот вечер ни одной официантки в зале не было. Хор после первого отделения просто сбежал от греха подальше. Миша за весь оркестр отбаяривался. – Федя достал из кармана пиджака тугой ролик зеленых купюр, снял резинку, достал одну и положил перед Антоном. – Вот тебе полтинник, иди домой и не бери в голову. Завтра я тебе позвоню.

– Спасибо, – буркнул тот. За весь вечер он рассчитывал получить сотню, а то и полторы.

На заднем дворе Антон натолкнулся на валета дядю Вадю. Закурили.

– Видок у тебя – сказал дядя Вадя. – Неужели поперли?

– Да, вроде нет, – Антон сплюнул под ноги. – Чуть с клиентом тут не подрался…

– Тося, с посетителями драться нельзя, – сказал дядя Вадя своим придушенным голосом. – Это – Америка. С тебя – взятки-гладки, а ресторан засудят, мало не покажется. Ты знаешь какие здесь лоера? Это же не люди, это – звери.

– Так я что ли начал? – Антон стал рассказывать как было дело.

– А-а, так это Крыса, – понял дядя Вадя. – Ты от него лучше подальше держись. Это – убийца. Он недавно откинулся. Тут такая братва собралась, мама не горюй. Розка с Танькой через окно сбежали.

– А Ирина? – спросил Антон, ощутив как сжалось что-то внизу живота.  

Ответа на свой вопрос он не получил, потому что дядю Вадю позвали – кто-то из гостей хотел получить свою машину. Он пошел за ключами, а Антон остался докуривать. Воздух приятно охлаждал его, разгоряченного после инцидента в ресторане. Над стенами домов, окружавших парковку, сияли в черном небе зелено-голубые гирлянды моста Верразано. В их ровном свете было что-то успокаивающее, праздничное, какое-то обещание того, что по другую сторону узкого пролива его ждет настоящая Америка, уютный город в горах, где он найдет настоящую работу, а может быть и новую жизнь.

Крыса, покончив тем временем с чалахачем, поднялся, проверил на месте ли сигареты. Первым делом он зашел в туалет, а, выйдя из него, увидел в конце узкого коридора открытую во двор дверь. Поправляя туговатые брюки, пошел к ней. Антона он узнал сразу – тот стоял к нему спиной, голова закинута в небо, в руке на отлете дымит сигарета. Крыса взял белый силикатный кирпич, которым была подперта дверь и с размаху ударил парня по затылку. Тот рухнул на асфальт, а Крыса, вернув кирпич под дверь, вернулся в ресторан.

В коридоре он столкнулся с валетом, бросив на ходу:

– Там неважно одному, помочь надо.

В свете уличных фонарей голова Антона показалась дяде Ваде черной и страшно деформированной. Он метнулся за Федей, тот прибежав, долго пытался проверить есть ли у парня пульс, потом махнул рукой и набрал 911.

Первой подлетела, вращая красно-синими огнями, патрульная и, взвыв коротко, остановилась у входа. Копы еще выбирались из машины, когда подкатила – скорая «Хетцоллы». В ресторане продолжали гулять, на улице слышно было уханье оркестра и голоса празднующих. Те, кто курил у фасада, даже не поняли что случилось. Когда Антона погрузили в скорую, копы пошли в офис Феди смотреть записи с наружных видеокамер.

Крыса, заметив следовавших за менеджером копов, потряс опустевшую бутылку Макаллана над бокалом, допил остаток и сказал Вале, что пора сваливать. Та послушно поднялась. У входа он вручил валету номерок от машины с двадцаткой и, чуть задержав деньги в пальцах, сказал негромко:

– Я, надеюсь, мы друг друга поняли, правильно?

От выпитого физиономия у него была свекольного цвета.

– Сто процентов, – просипел дядя Вадя и пошел на парковку.

– Не расслышал, повтори, – сказал Крыса в спину дяде Ваде, но тот уже скрылся во дворе.

Через минуту-две он выкатил на улицу «Мазерати-Кватропорте» и, оставив дверь со стороны водителя открытой, ушел в ресторан.

– Так, я не понял, – сказал Крыса. – Тут у них, что, весь кабак борзых? Так это легко исправить.

– Леша, – позвала его Валя уже из машины. – Я тебя умоляю, сядь и поедем.

– Что ты меня умоляешь? – сказал Леша. – Ты видела этих борзых?

– Я видела ментов, Леша, – ответила Валя. – Они тебя сейчас возьмут за жопу и их будешь исправлять.

Этот довод подействовал. Крыса сел в машину, закрыл дверь.

– Ремень надень, – сказала Валя.

– Не могу, душит, – Крыса стащил галстук и бросил через плечо на заднее сиденье.

– Бухать надо больше, – сказала Валя. – Выжрать бутылку вискаря – надо уметь.

– Жалко что ли? – сказал Крыса и надавил на газ.

500-сильный движок, разгоняющий этого, как говорят итальянцы мостро де л’аутострада, до 60 мильной отметки за 4,4 секунды, выбросил его через три полосы на встречную – прямо под колеса трейлера с красным логотипом Fast-n-Furious на боку. Трейлер, легко вскочив на акулий капот Мазерати, проехал по его крыше, вмяв Крысу в сиденье так, что об обычных похоронах уже и речи быть не могло, останки пришлось кремировать.

А Валя, вы не поверите, выжила. Перелом руки и еще шрамик на лбу от лопнувшего ветрового стекла.

Сороковины она отметила с двумя близкими подругами – Надеждой и Верой на кухне своей квартиры в «Ошеане». Стол накрыли по-скромному: селедочка, картошечка, люля-кебаб, «Столичная». Что там ни говори, а в отношении спиртного русская женщина остается истинным патриотом, куда бы ни занесла ее нелегкая.

Валя много курила, пила, плакала и все спрашивала «за что», имея в виду, конечно, себя. Натерпелась она, действительно, много, одна радость, что с перерывами.

Потом Надежда сказала:

– Валюха, ты прости меня, но я тебе скажу одну вещь, только одну, которую ты ни от кого не услышишь, понимаешь? Потому что мы с тобой, – тут она многозначительно подняла брови и подвигала в воздухе указательным и средним пальцем, как будто резала что-то. – Ты меня понимаешь?

– Одной крови, – поняла ее Валентина. – Как Маугли с Багирой.

– Именно! – подтвердила Надежда. – И вот мы все – и ты, и я…

– И Маугли, – вставила Вера.

– Да, Вера, и Маугли, мы все ходим под Богом, а Бог – не фраер, это уже проверено и не один раз. Поэтому, прости меня Валюха, но может оно все и к лучшему сложилось. Потому что у меня, подруга, было ясное впечатление, что жизни у тебя с твоим Лешей не было. То он на деле, то он на зоне, кому, извини меня, нужно такое семейное счастье? И вот поэтому я говорю: царство ему небесное.

Валентина снова спрятала мокрое лицо в ладонях, а Надежда и Вера, приподняв рюмки, чокаться в такой день было нельзя, выпили еще.

– Все так, – согласилась Валентина, утирая глаза и нос салфеткой. – Надо только как-то собраться, потому что, веришь, все из рук валится.

– Так соберись! – распорядилась Надежда. – Тебе 27 лет, ни детей-ни плетей, ни долгов, да у тебя вся жизнь впереди!

– Только хвост позади, – добавила Вера.

Этот неожиданный финал заставил их всех захохотать и они хохотали долго и снова до слез, до «ой, не могу больше», сгибаясь и держась за ручки кресел, и за животы, и стуча ладошками по столу, пока не затихли.

– Я тебе, Валька, такую историю расскажу, ты не поверишь, – Надежда достала новую сигарету, закурила, запустила в потолок струю дыма. – У нас в нейрохирургию парня привезли. В тот же день, между прочим, когда у вас это случилось. Кто-то его по башке чем-то шарахнул. Думали не вычухается, а он вычухался. Парень – вылитый Брэд Питт. Одна проблема – ему память отшибло. Все так вроде нормально, вежливый, улыбается, но память отшибло. Помнит только, что раньше на лыжах катался.

– Ну?

– Что ну?! Поухаживай за парнем, стань ему этим, как его – светом в конце тунеля, а там, знаешь, всякое может быть.

– А что может быть?

– Во-первых, он может про родную жену вспомнить, – предположила Вера.

– Он без кольца, уже выяснили, – успокоила подруг Надежда. –  И потом была бы жена, она бы его нашла, верно?

– Ну.

– Опять ну! Приходи завтра ко мне в отделение, я тебе его покажу. Ну и познакомлю чисто случайно. Вот подруга зашла проведать, и тоже, кстати, на лыжах катается. Заметано?

Валя не отвечала. Неожиданный смех как-будто освободил ее от тупого онемения, в котором она находилась последний месяц. Да, жизнь, конечно, продолжалась, только вот хмель мешал сосредоточиться, чтобы сообразить, что с ней делать дальше.

– Еще по одной? – спросила Вера.

– Я – баста, – Надежда прикрыла рюмку ладошкой. – Завтра не встану же.

– А я еще одну хлопну, за успех нашего предприятия, – сказала Вера и налила себе. – А если он Вальке не понравится, покажешь его мне. Вы же меня знаете, сердце у меня золотое, я вон котов на улице подбираю, а тут Брэд Питт. Ну, так голова у него не работает, тоже мне проблема! Главное, чтобы у него с гидравликой было все в порядке!

– С чем?!

– С гидравликой, говорю! Что непонятно-то?

Они снова стали хохотать, совсем забыв о поводе встречи. Когда Надежда ушла, Вера, жившая после аварии у подруги, стала убирать в моечную машину посуду, а Валентина вышла на террасу.

Звездная мартовская ночь скрыла дальний берег Нью-Джерси, узнаваемый сейчас по нестройной цепочке крохотных огоньков. Где-то в темноте густо и низко загудел уходящий в океан контейнеровоз, ему бодро откликнулся такой же невидимый буксир – красный сигнал на мачте быстро двигался в сторону Верразано. Валентине хорошо было видно его яркое голубое кружево. Дальше вправо ночь уступала место желтоватому зареву над портовым Элизабетом и Манхэттеном.  

– Валить надо отсюда, – подумала она. – Чего я не видела здесь?

– Валь, не простудишься? – спросила Вера в приоткрытую дверь.

– Нет, что ты, – отвечала Валентина. – Теплынь необыкновенная.          

Первая публикация – «Волга» №1, 2020.

Понравилось? Книгу американских рассказов Вадима Ярмолинца “Кроме пейзажа” – с автографом – можно приобрести вот здесь!