Единая Россия

Так как же они там живут? После нас-то? У них там, говорят, все другое теперь. Как сказал поэт: «чужой язык, обычаи чужие»… Не всякому удается рассказать об этой жизни так, чтобы находящийся далеко от места событий читатель, обратил внимание, улыбнулся, тем более, засмеялся.

Московский автор Владимир Гуга – отличный рассказчик. Ниже вы прочете его тексты из подборки, опубликованной в свежем номере «Волги». Читайте, улыбайтесь, смейтесь! И не забудьте потом сообщить в комментариях как вам понравилось.

В.Я.

Владимир ГУГА

Единая Россия

Одному моему знакомому несказанно повезло. Мало того, что его пригласили на Форум молодых писателей в пансионат «Липки», так его еще заселили в двухместный номер с красивой молодой писательницей… Якобы. Во всяком случае, он рассказывал об этом инциденте без тени сомнения и смущения. «Просто мест не осталось, – объяснял он. – Ошиблись в расчетах».

Мне тоже в Липках повезло: я увидел там уникальное природное явление. Случилось это в продуктовом магазинчике, расположенном неподалеку от лучей-корпусов здания «Липок». В этой маленькой лавочке продавали всё подряд: крупы, конфеты, консервы, лимонад, сигареты, колбасу. Ну и алкоголь, конечно. В общем, целый супермаркет уместился в этом классическом сельпо. Распоряжалась в лавочке боевитая продавщица – невысокая, коренастая, языкастая. В тот день около прилавка топталась очередь мужиков. Покупатели в основном молчали. Или чуть слышно переговаривались.

Очередь медленно, словно голодный питон, ползла к своей добыче. Мне показалось, что я оказался в очень необычной компании. Хотя, вроде, очередь как очередь: стандартные, простые мужики пригородного типа в кепках, приталенных куртках, спортивных штанах. Присмотрелся к коллегам и с удивлением обнаружил, что многие мужики, стоящие за водкой – молодые писатели с Форума. «Ничего себе, – опешил я, – вместо того, чтобы слушать лекции Радзинского, Аксёнова, Ямбурга и Маканина, они оказывается… Вот те на…»

Но сильнее всего меня поразило, что между мужиками, съехавшимися в «Липки» со всей страны, занимающей половину глобуса, простирающейся от рассвета до заката, не наблюдалось никаких различий. Казалось, что все они приковыляли из ближайших покосившихся домиков. Казалось, что все мы проживаем здесь, на звенигородской земле.

Тут ко мне подошел полузнакомый молодой писатель и сказал:

– Вова, можно я с тобой встану? А то очередь длинная…

– Валяй, – ответил я.

Он пристроился передо мной. Никто из стояльцев не возмутился.

– Видишь, – тихо сказал я. – перед нами вся Россия выстроилась. Тут тебе и Ангарск, и Сахалин, и Петрозаводск, и Питер, и Екатеринбург, и Ижевск, и Оренбург. Короче вся Российская Федерация в одной лавочке.

– Единая Россия, – подтвердил мое умозаключение полузнакомый полумолодой писатель.

– Россия едина – она непобедима! – вдруг отозвался стоящий за нами поэт.

Мы взяли по бутылке водки, какой-то нехитрой закуски и двинули обратно к зданию пансионата, напоминающему своей архитектурой веселую детскую вертушку на палочке.

Инициация

Я познал женщину в тридцать пять лет. Случилось это так. Возвращаясь из магазина со здоровенными сумками, я встретил около лифта полную незнакомку средних лет с двумя детьми и целой горой клетчатых баулов. Каждый баул был перетянут матовым скотчем. Я, разумеется, помог женщине загрузить тяжелые тюки в кабину лифта. Они заняли фактически всё пространство от пола до потолка. Для пассажиров оставался крохотный пятачок свободного пространства у самых дверей.

Женщина подняла руку, чтобы нажать на нужную кнопку, но в последний момент остановила палец:

– А вы почему не заходите?

– Потому что мы обязательно застрянем, – ответил я. – Лифт перегружен.

– Да бросьте вы! – решительно возразила незнакомка, – Заходите, пожалейте своё время!

– Да, не… – промямлил я. – Лучше уж подожду. В правилах эксплуатации написано – не более четырёхсот килограмм. А во мне – около девяноста. Плюс сумки десять кило, не меньше. Итого сто. И ваш груз неизвестно сколько весит.

– Уж очень вы нерешительный, – кокетливо заметила незнакомка. – Ничего не случится, не бойтесь.

Затем она схватила меня за руку и втянула в лифт. Дети отправились на нужный этаж пешком.

Между четвёртым и пятым этажами лифт, издав какой-то мученический стон, остановился. В кабине погас свет.

– Зачем вы сели в лифт? – отчаянно закричала женщина. – Вы же знали, что он застрянет!

– Ну, вы же настояли… – пролепетал я.

– Что значит настояла? – наступала дама. – У вас что, своей головы нет?

Я не знал, что ответить на этот вопрос и просто замолчал, понимая, что в моей жизни произошло важнейшее событие – я окончательно познал Женщину, то есть её истинные суть и сущность.

Минуты через три после остановки лифта к внешним дверям кабины подошли дети моей попутчицы – мальчик и девочка.

– Мама, – всхлипнула девочка, прижавшись глазом к междверному просвету. – А что нам теперь делать?

Женщина достала из кармана большую связку ключей и, протянув её мне, заявила:

– Раздвиньте пошире щель и просуньте в неё ключи.

– Почему я?

– Потому что у вас сильные и длинные руки, и, вообще, вы – мужчина.

– Я не буду этого делать.

С лестницы донёсся зов моей престарелой бабули, которой я как раз нёс запасы продовольствия и всякие хозяйственные мелочи. Взволнованная долгим отсутствием внука (кроме магазина «Копейка» я еще заглянул в магазин «Кристалл»), она отправилась на его поиски.

– Вова, где ты?

– Я в лифте, бабушка, не волнуйся. Скоро приедут мастера и вытащат нас отсюда.

– А с кем ты там? – настороженно спросила бабушка.

– Не знаю, с какой-то женщиной.

«Какая-то женщина» усмехнулась:

– Бабушка… Надо же… Вы уже сам как дедушка. Вон, вся голова седая.

– Не ваше дело.

– Передайте, пожалуйста, моим детям ключи.

– Я не стану этого делать, – повторил я, – потому что ключи могут улететь в шахту, и тогда вы вообще домой не попадёте.

– Не улетят, не бойтесь! – наступала дама. – Чего вы такой осторожный?

Любой женщине известно о способности мужчины многократно наступать на одни и те же грабли, ну, а мне, к счастью, известно о том, что женщине это известно.

– Немедленно уберите ключи и не приставайте ко мне со своими нелепыми идеями, – рявкнул я. – Хватит. Возьмите себя в руки и ждите приезда специалистов.

Я повернулся к попутчице спиной и включил тетрис на своём телефоне.

– Вова! – снова раздался с лестницы голос моей бабушки. – Ты где?

В свои восемьдесят четыре бабуля быстро забывала то, что произошло несколько минут назад, зато хорошо помнила события довоенной давности.

Старая зелёная сумка

Прах бабушки я забирал в конторке около огромного кладбища на окраине Москвы.

– Без справки о захоронении мы прахи не выдаём, – сказала служащая, безликая тётка в синем халате. – У вас есть захоронение?

– У меня пока еще нет захоронения, то есть я еще не похоронен, – ответил я машинально.

Тётка бросила на меня осоловелый взгляд.

– Вы должны предъявить справку с печатью, что у вас есть место на кладбище для захоронения праха. Иначе мы вам ничего не отдадим.

И я поехал на другое гигантское кладбище за необходимой справкой. Кладбища эти располагаются в диаметрально противоположных окраинах мегаполиса, так что дорога у меня отняла почти два часа. По пути я пытался понять смысл требования у меня справки с места захоронения. Если прах токсичен и его действительно требуется закапывать в землю на определенную глубину, то одной справки для контроля правильного захоронения явно недостаточно. Тут необходимы дополнительные меры, которые не позволили бы мне развеять прах на скалистом берегу бескрайнего океана или поставить урну в сервант рядом с кубком победителя всесоюзной юношеской спартакиады. А может быть, власти блюдут посконные традиции захоронений – только в землю, только на кладбище? Но в этом случае справка тоже не поможет. Нужны дополнительные меры контроля. Например, сопровождение вооруженного наблюдателя. А то откуда они узнают, что я сделаю с прахом после получения?

В администрации моего «родного» кладбища круглолицый, похожий на Колобка сотрудник заявил мне:

– Чтобы получить справку о наличии места для захоронения, вам необходимо заказать землекопа.

– Что значит заказать?

– Вы должны оплатить работу сотрудника, который выроет вам яму. Оплата в кассе, вон там.

– Зачем мне землекоп, если я сам в силах закопать урну? Лопатой, слава богу, я пользоваться умею.

Колобок страдальчески сморщился и заявил:

– Существуют правила.

– Внутренние?

Колобок стукнул ручкой по столу и уставился в окно.

– Молодой человек, вы хотите захоронить прах своей бабушки?

– Хочу. Но я не собираюсь заказывать землекопа. Я не хочу, чтобы мне кто-то вырыл яму.

«При желании, – подумал я, – у меня хватит сил закопать и тебя вместе с твоей конторой».

– Вам точно не нужен землекоп?

– Точно.

– Тогда распишитесь здесь.

Я поставил свою закорючку в какой-то огромной учетной книге.

– Хорошо. Но оплатить работу земплекопа всё равно придётся. Без кассового чека оплаты его работы у нас справки для получения праха не выдаются. Да! И еще вы обязаны заказать металлический трафарет для временного обозначения могилы.

Временное обозначение могилы я тоже мог смастерить сам из палки и картонки, но дискутировать на эту тему с утомленным Колобком я уже не желал: меня вся эта кладбищенская канитель тоже порядком утомила.

Оплатив всё, что требовалось, я покинул администрацию. Около входа ко мне подошёл осунувшийся, взъерошенный тип неопределенного возраста и, щедро обдав перегаром, спросил:

– Могила не нужна?

– То есть? – опешил я

– Продаю родительскую могилу. Деньги очень нужны. Всё по чесноку. Документы в порядке. То-сё…Переделаем, никто не докопается. Недорого.

Я молча отвернулся и побрёл к автобусной остановке.

На следующий день я вновь предстал перед Колобком. Теперь у меня в руках болталась зелёная хозяйственная сумка из плащевки. В сумке лежала урна с моей бабушкой.

– Здравствуйте. Я пришел, – сообщил я.

Служащие администрации подняли головы.

– И? – спросил Колобок.

– Где ваш землекоп, которого я заказал.

Колобок открыл свою толстую книгу и принялся водить по строчкам обратной стороной карандаша.

– Подождите! – сказал он. – Вы же отказались заказывать землекопа… Ну, да… Вот, вчера. Я помню. Чего же вы теперь хотите?

– Но я же оплатил его, то есть землекопа.

Неожиданно в беседу встряла женщина в тяжелом макияже и янтарной мишуре.

– Молодой человек! Вы издеваетесь? Что вы мешаете работать? Вы понимаете, где, вообще, находитесь? То одно, то другое! Когда вы, наконец, успокоитесь-то?

– Подожди, Наташа, – мягко осадил свою коллегу Колобок и вкрадчиво сообщил мне: – У нас все землекопы расписаны буквально по минутам. Вы вчера отказались от своего, и мы его отправили на другой участок. Но если вам так уж нужен новый землекоп, вы можете его заказать. Где находится касса, вы знаете.

Я шёл к знакомому участку. В левой руке я нёс взятую напрокат лопату, в правой – зелёную сумку с бабушкой. С этой сумкой моя бабушка когда-то ходила в булочную, в гастроном, в овощной. Сумка оказалась на редкость крепкой. Бабушка её сама сшила, раздербанив старый гэдээровский плащ, привезенный дедушкой из гастрольной поездки. Сколько себя помню, столько сумка висела на своем законном крючке в прихожей. Зимой я иногда катался на ней с ледяной горы – сумка очень хорошо скользила.

По дороге я заглянул в продуктовую лавочку, забитую дошираком, тушенкой, бутылками с газированной водой и конфетами.

– Водка есть? – тихо спросил я.

– Продажа алкогольных напитков на кладбище запрещена, – ответил смуглый продавец.

– Ну, чё вы… – я заискивающе ухмыльнулся.

Пол литра «Праздничной», полтора литра «Дюшеса», плавленый сыр «Президент» прекрасно уместились в старой зелёной сумке рядом с бабушкой. За пятьдесят лет службы на сумке не образовалось ни единой дырки. И ручки её ни разу не оторвались – хоть кирпичи таскай.

Бу-бу-бу-бу

Я брал интервью у какого-то важного кренделя, то ли у заместителя директора металлургического комбината, то ли у вице-президента международной энергетической компании. На мне был деловой костюм, в котором я себя чувствовал как хер в тисках. Важнарь что-то там гудел: «…бу-бу-бу… развитие… бу-бу-бу… логистика… бу-бу-бу… продвижение…». Я в этих телегах ничего не понимал. И не понимаю. Мне платили не за понимание, а за трудовые часы. Я сидел на окладе. А когда ты на окладе, голову, как известно, можно не включать. Однако, башка, сука, так устроена, что должна всё время что-то думать. Или читать, или смотреть на тёлок, или слушать музыку, или нюхать цветы. Знал я одного человека, который умел отключаться полностью. Я видел, как он сидел на одной высочайшей государственной конференции и тупо глядел на докладчиков, не моргая и не шевелясь. Два с половиной часа. Как гранитная статуя. И вышел из анабиоза, лишь когда нас пригласили на фуршет. Гениальный журналист. Профи. Я так не умею. Мне еще учиться и учиться…

А мой визави всё зудел: «… рефинансирование… бу-бу-бу… активы… бу-бу-бу… кадровая политика… бу-бу-бу, бу-бу-бу…».

Чтобы не отрубиться, я попробовал думать о бухле и бабах. Но не зацепило. Как назло, моя голова неожиданно вспомнила очень смешной случай. Он произошел несколько лет назад. Я тогда работал копирайтером в одной крупной торговой компании. Мы, сотрудники креативного отдела, пыхтели над созданием то ли рекламного буклета, то ли каталога. Приближался так называемый «дэдлайн». Когда наше напряжение дошло до критической точки, тишину в зале, набитом креативными сотрудниками, нарушил громкий треск и басовитое «Бля-я-я-я!». Затем последовал глухой удар. Я оторвался от своего монитора и увидел, что над столом всеми любимого старшего дизайнера Бориса Петровича вместо торса работника торчат ноги. Как это? Что за неожиданный цирковой кульбит? Петрович, такой важный и рассудительный человек, солидный специалист, эрудит, доцент художественного вуза, обладатель седобородой сократовской внешности – и вдруг…

«Ебанная офисная мебель! – зарычал Петрович из-под стола, – купили по дешевке, бляди!»

Мы бросились поднимать нашего дорогого Петровича, предвкушая, что это происшествие придется сегодня хорошенько отметить. Да… были времена… Эх!
А важнарь, между тем, всё бормочет: «…стартап…. бу-бу-бу… новые перспективы… бу-бу-бу… основные приоритеты… технологическое превосходство… бу-бу-бу».

Желание заржать усугубляется жестким и жестоким подавлением этого желанием. Я сижу, пытаясь унять разъезжающиеся уголки рта, а начальник продолжает свою канитель:

«…франшиза… бу-бу-бу… рекредитование… бу-бу-бу… контролинг… бюджетирование…»

Я, вообще-то, обычно беру интервью не головой, а своим главным инструментом – представительным видом. Голова моя в этом деле участия не принимает. Я понимаю, что если мой главный и единственный инструмент во время интервью вдруг выйдет из строя, если меня разулыбит, случится катастрофа. Перевожу взгляд с собеседника на портрет Путина. Становится еще смешнее. Панически впиваюсь в чашку с чаем и допиваю одним глотком всё, что в ней осталось.

«Может быть, еще чайку?» – вдруг переходит на русский язык интервьюируемый. Я молча, не поднимая глаз, киваю головой. Ржака накрывает меня еще круче. Я боюсь пошевелиться.

А мой истязатель продолжает, как ни в чем не бывало:

«…модернизация… бу-бу-бу… госзаказ… бу-бу-бу… тендер… бу-бу-бу…»

В кабинет заходит рельефная брюнетка в обтягивающей миди и белой полурасстегнутой блузке. Плывет с подносом как лодочка. Начальник, у которого я беру интервью – серьезный человек. Он может позволить себе такую дорогую помощницу. Когда секретарша наклоняется, чтобы поставить передо мной новую чашечку, я проваливаюсь в омут её сногсшибательных духов и с журналистской цепкостью впиваюсь взглядом в кружевной лифчик, открывшийся мне во всей своей красе. На крохотной бирочке в межгрудии написано Intimissimi. Кружева лифчика образованы из слов «Sex», «Love» и сердечек.

Вдохновленный, начинаю мечтать. Подлая ржака ослабевает свой стальной зажим. Наконец-то я поднимаю глаза и киваю собеседнику. Поправляю строгие, представительные очки. Я снова в форме.

«…конструктивные решения… бу-бу-бу… квартальная прибыль… бу-бу-бу… хорошие показатели продемонстрировали наши ритейлеры… бу-бу-бу… оптовые отгрузки несколько просели, но на общую картину показателей не повлияли… бу-бу-бу… кризисные тенденции продолжают проявляться, но мы научились…»

Диктофон пишет, рабочее время тикает, честно заработанные гроши капают на мой счет, мы с помощницей моего мучителя хохоча бежим по золотому песку тропического пляжа, чтобы погрузиться в пучину жарких чувств в тени, отбрасываемой листвой невысокой пальмы. Моя голова, наконец, нашла себе применение и угомонилась.

«…бу-бу-бу… подъем производства… бу-бу-бу… потенциальный рост… бу-бу-бу… бу-бу-бу… бу-бу-бу… бу-бу-бу…»

Первая публикация – журнал «Волга», № 11-12, 2021 г.