Кошка-мать назвала сына Савелием в честь творога «Саввушка», который спас ее от голодной смерти, а скоро выяснилось, что у котенка есть тезка – Савва Морозов. Герой появился на свет у стен особняка, некогда принадлежавшего знаменитому фабриканту и меценату. В совпадении имен оказалось трагическое пророчество.
В 2019 году книга 36-летнего актера московской Студии театрального искусства Григория Служителя удостоилась второго места среди соискателей Национальной литературной премии России «Большая книга». Роман написан с таким неторопливым мастерством, которого ты не ждешь от начинающего автора. И оценив это, можно только позавидовать ему – такие тексты обычно пишутся с наслаждением. Закрывая книгу, ты задаешь себе вопрос: каким должно быть творческое усилие или озарение, чтобы следующая оказалась по меньшей мере не хуже? Не знаю.
Савелий – обычный уличный кот, которого судьба сводит с заботливыми хозяевами, садистом котофобом, бескорыстным лекарем, приходской котовьей коммуной, представителями тайных культов, перепуганным праздничным салютом псом, киргизскими гастарбайтерами, работодателями из Третьяковской галереи и, наконец, с его единственной любовью.
Савелий разгуливает по Москве, наблюдает жизнь ее обитателей и ведет философские беседы с другими котами.
«Люди обожают умных животных, – размышляет его приятель-кот Оливер. – Просто обожают. Они смотрят в нас, как в кривые зеркала. Их умиляет наша недочеловечность. (…) Вид самого умного животного будит в них чувство интеллектуального превосходства. За это они нас так сильно любят. (…) Но представляешь, если бы мы могли ответить на телефонный звонок или обыграть их в шахматы? Среди людей началась бы эпидемия самоубийств. Потому как для сотен миллионов превосходство над нами, рождающее то покровительственное умилени и заботу, – последний якорь, который удерживает их на земле. Им надо узнавать себя в нас».
Оливер, конечно, прав. Уверен, что не один владелец кота или собаки задал себе вопрос: «А что если бы он/она могли бы говорить?» С чем бы мы столкнулись: с требовательностью или благодарностью, раздражительностью или готовностью прощать? Григорий Служитель дает ответ на этот вопрос – мы столкнулись бы с тем же, с чем мы сталкиваемся в наших отношениях с людьми. Этому восприятию Савелия, мы, видимо, обязаны тем, что влюбленный в своего персонажа автор, вполне благополучно перевоплотился в него. Как говорил Флобер: «Госпожа Бовари это – я».
Да я и сам не смогу уже ответить на вопрос: за моей любовью к Савелию стоит его «недочеловечность» или, наоборот – воплотившаяся в нем «человечность» его создателя?
Роман о Савелии не относится к категории остросовременных или общественно-значимых, хотя тут и там автор разбрасывает такие маркеры, как митинги на Болотной или демонстрантов с белыми шарами, но это только приметы времени, никак не сказывающиеся на котовьей судьбе. И так даже лучше. Я не знаю, кому из нас, не хочется отдохнуть от политики. И я не знаю, кто откажется от хорошего десерта, пусть даже случившийся рядом критик заявит, что в романе многовато сиропа. Пусть! Все равно хорошо! И даже очень.
Вадим Ярмолинец
