Возможен ли украинский плавильный котел (ответ Евгении Бильченко)

Anna Medley

Очень прошу мой ответ уважаемому автору статьи “Суицидальные ошибки украинского национализма” рассматривать, исходя из моего понимания ее основного тезиса: главная ошибка националистов лежит в негибком отношении к языковому вопросу и игнорировании истории, и это отбрасывает Украинцев на периферию прогресса западного гибкого глобального общества с его идеологией мультикультурной инклюзивной идентичности.

Ещё в 2012 году убежденно-украиноязычный основатель Исторической Правды Вахтанг Кипиани опубликовал серию переводных статей о львовских погромах, о том, как идеология ОУН прошла через фазу антисемитизма. Под этими текстами шли серьезные баталии тех, кто хотел чистоты идолов и тех, кто понимал что такой чистоты просто не может быть и поэтому идолов создавать не стоит. Так что рефлексия среди адептов украинизации есть. Говорить об украинском националистическом движении как о монолитной силе, определяющей украинскую политику и виновной в украинских неурядицах, – это как обсуждать Израиль, приняв за аксиому, что там все определяют ортодоксы.

Спектр украинизации можно обозначить с одной стороны кошмарным на мой взгляд законом принуждения к украинскому частного бизнеса, и с другой – агрессивной мононоязычности Донбасса и устойчиво про-украинскими русскоязычными Киевом или Днепропетровском. Когда моя донецкая тетя после первого Майдана 2004 года убеждала меня, что их уже 15 лет украинские фашисты принуждают говорить «на мове» и что они хотят сбросить с себя эти цепи, я ее попросила в подтверждение сказать последнее предложение ее тирады по-украински. Она не смогла.

В 2017 году я на три дня приехала в Киев и пользовалась исключительно общественным транспортом, чтобы впитать в себя украинский язык – не родной, но глубоко любимый. После второго Майдана и патриотического подъема начала войны, думала я, Киев должен был стать украиноязычным. За три дня маршруток, троллейбусов, метро, кафе и спектакля в театре Украинской Драмы украинский язык я слышала трижды: на сцене УкрДрамы, в автоматической системе объявления остановок, и от двух молодых девочек, выходивших из вагона метро. Постмайданный Киев в оккупированной Украине оставался таким же русскоязычным, каким он мне запомнился в 2001 году – году моей эмиграции. Единственной переменой было то, что мои русскоязычные друзья (других у меня, родившейся и выросшей в Киеве не было) сбивались на украинский, когда говорили о работе и политике.

Почему моих друзей не коробило мое косноязычие (я уже плохо говорю по-украински после 20 лет эмиграции, но украиноязычную литературу и публицистику читаю постоянно), а меня не коробило их двуязычие? Потому что общий язык, понимание оттенков и ньюансов дискуссии, литературные и культурные ссылки – это основа социальной сплоченности и условие нахождения компромиссов. Это та самая похожесть или смысловая интеграция, назначенная эволюцией снижать уровень нашего стресса и повышать уровень доверия. Мы женимся на идеологически близких нам людях не потому, что мы ненавидим все то прекрасное, что приносит многоязычие и мультикультурность современного мира, а потому что с точки зрения эволюции союз фундоментально похожих будет более устойчивым и тем самым более здоровым для будущего потомков.

Пятьдесят оттенков идентичности не стоят на нашем пути, потому что у нас есть общность основной шкалы ценностей. Почему Европейская идеология мультикультурной инклюзивности провалилась? Почему мы вдруг в 21-м веке обсуждаем рамки дозволенного в области политических карикатур? Потому что несмотря на Кундеру и Рушди, либеральная феминистка Айян Хирси Али нуждалась в постоянной охране в Дании за свое сотрудничество с Тео Ван Гогом, и вынуждена была эмигрировать в США. Потому что по данным Евростата Швеция лидировала по количеству изнасилований, а Германия по общему количеству преступлений совершаемых мигрантами. Потому что практически половина лондонских мусульман не хотят, чтобы в школах преподавали учителя-геи и чуть меньше половины поддерживают смертную казнь за вероотступничество. Свобода слова, свобода вероисповедания – основы западных либеральных демократий. Почему же мультикультурализм оказался их термитом? Потому что эволюция не терпит лжи и применима к социологии так же, как она применима к биологии. Разность должна дополнять фундамент общности, вплавляясь в него.

Евгения приводит пример американского гражданско-центричного федерализма как желаемой модели удачного векового мультикультурного сосуществования, но опускает тот важный факт, что американский мультикультурализм стал возможным именно потому, что общность ценностей доносилась до иммигрантов через общность языка. Иммигрантские анклавы читали конституцию на английском и благодаря общему языку осозновали гениальность этого документа и имели возможность дискутировать и менять его статьи.

Общий язык даст украинцам возможность наконец расслабиться в присутствии друг друга, возможность найти свой конституционный фундамент, свой котёл. Его будут раскачивать, конечно, но качает везде. Эволюция хорошо позаботилась о предназначении ошибок и трагедий.

Anna Medley родилась и заканчивала школу в Украинской ССР, Университет Шевченко в независимой Украине. Химик по образованию. Иммигрант с 20 летним стажем.